Центральноазиатский вектор энергетической стратегии России – взгляд российских учёных
Безопасность и милитаризация

Центральноазиатский вектор энергетической стратегии России – взгляд российских учёных

На портале Центра военно-политических исследований МГИМО опубликован представленный Военным институтом (управления национальной обороной) Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации (ВИ (УНО) ВАГШ ВС РФ) материал под названием «Центральноазиатский вектор энергетической стратегии России: региональные политические риски и внерегиональные факторы безопасности».

Статья доступна по этой ссылке.

Аннотация. Участие в интеграционных азиатских процессах в сфере энергетики отвечает национальным интересам России, способствует расширению экспорта энергоресурсов на мировые рынки. Контроль над нефтегазовыми регионами дает возможность маневрировать ресурсами и становится ключевым фактором политического и экономического влияния.

Ключевые слова: Россия, Центральная Азия, углеводороды, интеграция, безопасность.

***

Энергетическая отрасль, составляя основу российского экспорта, стала инновационным конструктом и локомотивом современной экономики России, важным фактором устойчивого развития которой является расширение экспортных возможностей поставок энергоресурсов на мировые рынки.

Рис. 1. Роль и значение энергетики в Российской Федерации

Участие      России      в      интеграционных     азиатских    процессах и объединениях в сфере энергетики отвечает национальным интересам Российской Федерации. Рост значения энергоресурсов в мировой политике объясняется,  прежде всего, прогнозируемой в скором будущем нехваткой этих ресурсов (Рис. 2). Поэтому контроль над нефтегазовыми регионами фактически дает возможность маневрировать ресурсами и становится ключевым фактором политического и экономического влияния во всем мире.

Рис. 2. Рост значения энергоресурсов в мировой политике

Находясь на стыке трех геостратегических частей мира — Европы, Азии и Ближнего Востока, Центральной Азии (ЦА) и вплотную примыкающие к нему нефтяные и газовые месторождения Каспия превратились в объект международной конкуренции, геостратегического противостояния, военных вызовов и угроз, обусловленных устремлениями ведущих стран мира и межгосударственных союзов к нефтегазовым ресурсам региона. Можно выделить четыре уровня интересов к этому региону (Рис. 3):

1)       страновой — страны ЦА и Каспия (Туркменистан, Азербайджан, Россия, Иран, Казахстан, Узбекистан), пытающиеся решить внутренние проблемы за счет поставок энергосырья на мировой рынок;

2)       субрегиональный — на котором субрегиональные лидеры (Россия, Иран, Китай, Турция) стремятся максимально укрепить стратегические позиции в регионе;

3)       регионально — евразийский — страны зоны транзита (Россия, Киргизия, Таджикистан, Иран, Китай, Турция, Грузия, Армения, Украина, Румыния, Болгария  и  другие),  которые  пытаются  извлечь  дивиденды  из транспортировки энергосырья по их территории;

4)       глобальный где крупные мировые игроки (США, EC, Россия, Китай) рассматривают Центрально-Азиатский и Каспийский регион как элемент геополитической борьбы за контроль над нефтегазовыми ресурсами, обустройство стратегических коммуникаций и маршрутов вывоза нефти и газа на внешние рынки и выстраивание многоуровневой системы гарантий своих интересов в регионе.

Рис. 3. Уровни стратегических интересов к Центрально-Азиатскому и Каспийскому региону

В связи с этим Каспийско-Центрально-Азиатский регион — сложный этноконфессиональный клубок противоречий — переживает один из наиболее противоречивых и сложных этапов в своей истории.

Зона Каспийского моря (морское дно и прикаспийские  территории) с прогнозными, разведанными и уже разрабатываемыми ресурсами нефти и газа рассматривается иностранными специалистами как резервный источник  углеводородных  энергоносителей  для  мировой   экономики. Их доля в мировом нефтегазовом балансе многими экспертами сегодня оценивается в 3-4 %, а в перспективе может быть доведена до 6-9 % [1].

Экспертная  оценка  запасов  нефти  в  российском  секторе  Каспия  в 2,95 млрд т., природного и нефтяного газа — в 3,1 трлн куб.м. На данный момент в Каспийском регионе открыто 10 месторождений, которые вместе могут обеспечить добычу нефти на уровне 40 млн т. в год. По оценкам западных компаний, запасы Каспия составляют от 26 до 40 млрд т. условного   топлива.   Доказанные    ресурсы   нефтяных   месторождений  в Каспийском море составляют примерно 10 млрд т [2]. Извлекаемые запасы — 1,5 млрд т условного топлива (принятая при расчетах единица учета   углеводородов).   Из   них    25-30 %    —    нефть,    остальное    газ и конденсат.

Помимо России, добычу углеводородов в регионе ведут Казахстан, Азербайджан, Туркмения и Иран. Доля России на Каспийском шельфе достаточно скромна. Так,  весомость  запасов  Казахстана  —  75 %  нефти и 45 % газа. Туркмения имеет почти столько же газа, а нефти  —  6 %.  Доля России — 2 % нефти и 1 % газа [2].

Наибольшими запасами нефти в Центральной Азии обладает Казахстан (Табл. 1). По данным статистического обзора информационно-аналитического центра «Минерал» при Федеральном агентстве по недропользованию ФГУНП «Аэрология», доказанные запасы нефти Казахстана составляют 3,9 % от мировых запасов. При достигнутых темпах добычи нефти обеспеченность данным видом pecypca для Казахстана составляет, по расчетам ИАЦ «Минерал», 123 года, а по запасам природного газа — 96 лет. Казахстан является одним из десяти крупнейших государств мира, обладающих избыточными энергетическими и минеральными ресурсами. В настоящее время в республике открыто

197 нефтяных и газовых месторождений.  Самые  большие  перспективы по увеличению объемов добычи углеводородов связаны с Государственной программой освоения Казахстанского сектора Каспийского моря.

Узбекистан обладает уникальными запасами топливно-энергетических ресурсов и более 60 % его территории  ориентированы  на  нефть  и  газ, где разведано более 160 перспективных месторождений углеводородов. Неопределенность на мировом рынке углеводородов (цены, объемы добычи) [3], вызванные санкциями США и пандемией COVID-19, ставят под удар многие перспективные проекты, в т. ч. связанные с транзитом углеводородов [4]. В связи с этим, экспортные возможности Узбекистана минимальны.

Разведанные запасы нефти Туркменистана составляют 82,2 млн. т. (Табл.   1),   крупнейшие    месторождения    которой    сосредоточены на шельфе Туркменского сектора Каспийского моря (около 80 %). Добыча нефти и экспорт имеют тенденцию к росту. Некоторые из центральноазиатских стран в официальных статистических отчетах показывают завышенные показатели по запасам энергоресурсов. Очевидно, это связано с заинтересованностью в поиске выгод от диверсификации, внесении остроты конкуренции в привлечение дополнительных инвестиций со стороны иностранных компаний.

Таблица 1. Подтвержденные запасы природного газа, нефти и газоконденсата в Центральной Азии[1]

По уровню доказанных запасов природного газа в Центрально- Азиатском регионе лидерами являются Казахстан и Туркменистан, совместный потенциал которых составляет 3,2 % мировых запасов. Заметное место в регионе по запасам природного газа занимает Узбекистан —        1,1 % доли мировых запасов (Табл. 1).

Существующая и перспективная система трубопроводов намечает контуры               единой                  транспортно-энергетической инфраструктуры, стратегическими            связующими         «нитями» объединяющая              Евразийское энергетическое пространство между, с одной стороны EC, а с другой стороны Китай и Индию с нефте- и газодобывающими государствами Центральной Азии, Каспия, Ближнего и Среднего Востока, Россией и странами Восточной и Южной Азии (Рис. 1). Здесь уже реализованы некоторые стратегические транзитные проекты: с российским участием каспийский трубопроводный консорциум — KTK (соединяет месторождения Западного Казахстана Тенгиз и Карачаганак с российским побережьем Черного    моря  —терминал Южная         Озереевка   около Новороссийска), магистральный газопровод         «Бухарский газоносный район          Ташкент- Бишкек-Алматы,     нефтепровод Омск-Павлодар-Чимкент-Чарджоу, региональный нефтепровод Баку-Новороссийск (Россия); идущие в обход территории  РФ  — нефтепроводы Баку-Тбилиси-Джейхан БТД, Баку Супса (Грузия), и др. (Рис. 4)

Рис. 4. Основные регионально-евразийские маршруты транспортировки нефти и газа[2]

Стремление к диверсификации маршрутов поставок на мировом нефтегазовом рынке возникло с начала 2000-x гг. как со стороны поставщиков, так и со стороны потребителей. Подобные тенденции присутствуют и на европейском рынке, и на самом быстрорастущем энергетическом рынке — китайском, который намеренно создает диверсифицированный энергетический портфель и стабильный фундамент для будущих поставок энергоресурсов. Наиболее показательным примером является газопровод Центральная Азия — KHP (Туркмения — Узбекистан — Казахстан — Китай).

Имеются возможности альтернативных направлений поставок, исходящим центром которых является крупнейший в регионе по ресурсам и добыче газа Туркменистан. Это маршруты:

1)       действующие трубопроводы: Средняя Азия — Центр (САЦ-1-4) через Россию в Европу; Прикаспийский газопровод в Россию (САЦ-3), который в перспективе будет расширен[3]; Туркменистан — Иран (действует и    расширяется),     позволяющий     использовать     сделки     замещения и поставлять на международные рынки туркменский трубопроводный газ и СПГ из района Персидского залива[4]; внутренний туркменский трубопровод  Восток   Запад;  Туркменистан  —  Китай  через  Узбекистан и Казахстан (три очереди А, В и С);

2) строящиеся      трубопроводы:     четвертая              очередь газопровода Туркменистан     —      Узбекистан —      Казахстан          Китай, Туркменистан Кыргызстан — Таджикистан — Китай;

3) трубопроводы в  стадии   разработки  и  обсуждения: обходящие стороной    Россию       трубопроводные  магистрали в        Европу, соединение которых с правобережьем Каспия предполагается через Транскаспийский[5] газопровод или через Иран; Трансафганский трубопровод: Туркмения Афганистан — Пакистан — Индия (TAIJH)[6].

Создание    инфраструктуры    в    обход     территории     РФ    ведет к закреплению  стратегического  присутствия  в  зоне  Каспийского  моря  и ЦА ведущих западных стран и к усилению их влияния на политику государств региона.

Степень реализуемости перспективных и долгосрочность действующих энергетических проектов находится в прямой зависимости от обеспечения их безопасности и нивелирования существующих вызовов и угроз (Рис. 5). Топливно-энергетическая тематика становится частью международных отношений как фундаментальная проблема национальной безопасности в условиях глобализации. Энергетическая безопасность определяется как «обеспеченность доступа к энергетическим ресурсам, необходимым для поступательного развития национальной мощи» [6].

Рис. 5. Степень реализуемости перспективных и долгосрочность действующих российских энергетических проектов

С одной стороны, международное сообщество и отдельные государства в условиях постепенного разрушения международно-правовой системы, обострения старых и возникновения новых региональных кризисов исчерпывают свои институциональные и политические ресурсы. С другой стороны, формирующийся дефицит углеводородного сырья требует осуществления масштабных проектов в энергетике и транспортной сфере, прокладывания новых, в том числе трансконтинентальных, маршрутов, связывающих Запад и Восток для стабильного удовлетворения мировых потребностей в углеводородах.

С  точки  зрения  энергетической  безопасности  можно  выделить, по   крайней   мере,   три   уровня   региональных   политических   рисков  и внерегиональных факторов.

Первый уровень — страновой (Иран, Азербайджан, Туркменистан, Россия, Казахстан, Узбекистан, Киргизия, Таджикистан). Первая проблема на этом уровне стремление Баку, Ашхабада и Астаны приобрести возможности для политических спекуляций и создать максимально широкий фронт международной поддержки своей политики на Каспии порождает другую проблему: присутствие в регионе большого числа зарубежных нефтяных компаний, в том числе транснациональных[7], а это создает сложные конкурентные условия [6].

Рис. 6. Первый уровень региональных политических рисков для устойчивого развития международных энергетических проектов Российской Федерации — субрегиональный

Эти противоречия создают почву для возникновения конфликтных ситуаций между прикаспийскими странами и для вмешательства в дела каспийского региона как соседних стран (Турция, Иран), так и нерегиональных государств, в первую очередь, США и Евросоюза. Но обе обозначенные выше проблемы вряд ли следует рассматривать как слишком серьезные, тем более — как непреодолимые препятствия для российских компаний, осуществляющих свои проекты на Каспии.

Предпосылки возможных конфликтов (в том числе вооруженных) обусловлены и гораздо более существенными дестабилизирующими факторами:

— прогрессирующая разобщенность стран региона, обусловленная превалированием политических амбиций правящих элит, преследующих узкие националистические интересы в межгосударственных отношениях [7];

— зависимость стран региона от внешних субсидий, несогласованность в вопросах внешней политики, борьба за региональное лидерство;

— столкновение национальных, экономических интересов: газ и нефть Каспия, вода и гидроэнергетические ресурсы[8], земля Ферганской долины — спорные вопросы пограничного размежевания (Таджикистан — Кыргызстан — Узбекистан[9], Казахстан — Узбекистан [8], Таджикистан — Узбекистан[10]);

— трудноразрешимые историко-территориальные конфликты (Таджикистан — Узбекистан[11]);

— демографические проблемы: высокий уровень рождаемости в ЦАР, большая плотность населения (численность населения более 57 млн чел.4), как следствие — нехватка жизнеобеспечивающих ресурсов, земли и воды.

Второй уровень — региональный: Каспий и регион ЦА непосредственно граничат с «горячими» регионами, такими как Кавказский, Южно-Азиатский и Ближневосточный, проблемы которых могут  при  неблагоприятном   стечении   обстоятельств   «выплеснуться» и на его территорию (Рис. 7).

Рис. 7. Второй уровень региональных политических рисков для устойчивого развития международных энергетических проектов Российской Федерации — регионально-евразийский

Наиболее серьезными из них являются:

— бурный рост религиозного экстремизма, фундаментализма (при содействии   Саудовской   Аравии,   Пакистана,    Афганистана,    Турции) и международного         терроризма     (Афганистан, диверсионно-террористическая активность в северокавказских субъектах России, подрывная деятельность в странах Кавказа и Центральной Азии зарубежных исламских экстремистских организаций и движений [9], активизация борьбы уйгурских сепаратистов);

— наличие в регионе неурегулированных конфликтов (азербайджано- армянский   конфликт   из-за   Нагорного   Kapaбaxa[12],   проблема   курдов в Турции, агрессивные действия Грузии против Южной Осетии и Абхазии);

— большая и трудноразрешимая проблема — наркотрафик из Афганистана, осложняемая отсутствием строго контролируемых границ, как внешних границ СНГ, так и между странами — соседями;

— экономические диверсии на транспорте, нефте- и газопроводах, объектах электроэнергетики  (электростанции  и  линии  электропередач)  и связи, хищения нефти и газа из магистральных трубопроводов.

— разногласия, противоречия и противостояние между странами региона (Азербайджан-Иран[13], Турция-Армения[14]) по территориальным, политическим, этническим и другим вопросам, имеющим давние исторические корни.

Третии   уровень   —    геополитический:    интерес    США,    HATO и Евросоюза к ЦА и Каспию не ограничивается только нефтью и газом. Этот регион рассматривается США центром геополитических построений, одним из которых является «Стратегический энергетический эллипс» (Рис. 8), охватывающий Каспийское море и Персидский залив, т.е. углеводороды стран Аравийского полуострова, Ирака, Ирана, Каспийского региона, Центральной Азии и даже России.

Рис. 8. Зона «стратегического энергетического эллипса»[15]

Геополитическая ситуация здесь сложилась и продолжает развиваться под влиянием ряда внерегиональных факторов, которые должны учитываться при оценках условий безопасной реализации нефтегазовых проектов в зоне Каспия и ЦА:

— активные мероприятия ведущих западных стран и исламских государств по расширению своего политического, экономического и военного влияния в регионе и на подступах к нему [10];

— продолжающееся противостояние между Ираном и США [11];

— гражданские войны в Ираке, Сирии, Афганистане;

— навязывание некоторым государствам Южного Кавказа (в первую очередь, Грузии [12] и Азербайджан [13]) разного рода программ военного сотрудничества (Рис. 9)

Рис. 9. Геополитический интерес к Центральной Азии и Каспию

Политика и действия США, Евросоюза и HATO в регионе ЦА и Каспийского моря являются наиболее серьезным стратегическим вызовом национальным интересам и безопасности России на этом направлении. Вашингтон осуществляет стратегический проект установления первенства США в регионе — обойти существующие пути транспортировки через Россию и Иран и направить энергоносители каспийского региона прямиком на перевалочный пункт — в страны HATO (Турция), обеспечив тем самым независимое будущее странам-производителям и странам, предоставляющим транзит.

В Центральной Азии в совместных энергетических проектах доминирует  KHP.  Китайские   корпорации[16]   наращивают   свое   участие в проектах по разведке, добыче, переработке и транспортировке углеводородов в ЦА. «Связанные» кредиты Китая вовлекают страны региона в долговые ловушки. Энергетическая (нефтяная) дипломатия Поднебесной опирается прежде всего на государственную поддержку и финансирование, позволяющие госкорпорациям KHP проявлять  гибкость в переговорах в т.ч. по ценовой политике. Высокие темпы роста развития Китайской экономики поставили перед государством проблему обеспечения энергоресурсами для сохранения темпов роста. Потребности KHP в энергии растут втрое быстрее среднемировых, что превращает вопрос энергетического снабжения в проблему национальной безопасности. Существующие пути импорта  энергоносителей из Африки и Ближнего Востока морским путем на 80 % уязвимы. Стратегия энергетической безопасности KHP указывает на необходимость диверсификации, где приоритет отдается трубопроводным энергопоставкам с месторождений Каспия и ЦА.

Мировой интерес к природным ресурсам превращают Центальную Азию в регион нестабильности. Поэтому безопасность здесь может обеспечить только совместное использование транснациональных ресурсов, имеющих международное значение.

В этом контексте особую роль играет Шанхайская Организация Сотрудничества (ШОС), как пример стратегического партнерства и интеграции в Евразии, и которая способна, в перспективе, стать интернациональным механизмом по согласованию взаимовыгодного использования ресурсов стран Каспия и ЦА [14].

Топливно-энергетическая  проблематика  требует  нового  взгляда  на формат взаимодействия в рамках ШОС, нуждающийся в совершенствовании и развитии. Уникальной характеристикой энергетического пространства ШОС характеризует отсутствие третьих стран на пути транспортировки энергоресурсов. Органичное геоэкономическое сочетание групп производителей-экспортеров (Россия, Казахстан, Узбекистан) и потребителей-импортеров энергоносителей (Китай, Киргизия, Таджикистан). С учетом стран-наблюдателей можно говорить   о взаимодействии «оси» производителей (Россия – Казахстан – Узбекистан – Иран) и «оси» потребителей энергоресурсов (Китай – Таджикистан – Киргизия – Индия – Пакистан – Монголия). Реализация и первой, и тем более второй (вместе с наблюдателями) моделей делает ШОС самодостаточной энергетической  системой,  как  в  региональном,  так  и  в глобальном плане. К этим двум «осям» следует добавить «ось» стран- транспортировщиков. Во взаимодействии этих трех «осей» (по газовой, нефтяной,  атомной,  электрической  опциям)   центральным   вопросом   на первом этапе, видимо, будет выработка единой политики в отношении цен (с учетом мирового рынка цен на энергоносители и долговременных соглашений), маршрутов, объемов продаж и закупок. В отличие от ОПЕК, ШОС объединяет и производителей, и транспортеров, и потребителей энергетических ресурсов, что позволяет уже на начальном этапе осуществлять стратегию сравнительных преимуществ [15].

Экономический кризис, вызванный пандемией, деструктурирует многие  проекты.  Экстремальные  условия  сжатия  экономики,   остановка деятельности и пересмотр инвестиционных программ и стратегий компаний, дефицит  финансовых  ресурсов  вносят  коррективы в правила игры и функции участников рынка. Предстоит переоценка перспектив развития, под вопросом любое интеграционное сближение. Для Шанхайской Организации Сотрудничества, как крупной интеграционной структуры, именно сейчас экономически и политически рационально активизировать совместную борьбу с эпидемией и начать работу по стратегическому планированию по преодолению негативных последствий в странах-членах ШОС.

Необходимо учитывать большой опыт ШОС по эффективной координации деятельности государств региона в противостоянии терроризму, религиозному экстремизму и сепаратизму, а также таким нетрадиционным угрозам современности как наркотрафик, нелегальная миграция, контрабанда оружия, кибер-преступность и другим угрозам [16]. Национальные стратегии безопасности и развития имеют свои особенности и требуют определенного согласования.

В этих обстоятельствах ШОС, являясь комплексной структурой, адаптирует и гармонизирует нестыковки и выступает «уникальным механизмом мягкой конкуренции». Динамика сотрудничества между странами-членами   ШОС   по   вопросам   безопасности   свидетельствует о достижении определенного прогресса.

На этом весьма сложном пути важно установить и укрепить отношения членов ШОС с другими региональными организациями, цели  и задачи которых тесным образом переплетаются: CHB, OДKБ, ЕАЭС. Укрепление сотрудничества между этими организациями, учитывая идентичность стоящих перед нами вызовов и угроз, а также существенное совпадение их составов, является естественным и своевременным процессом. Возрастание значения в мировой экономике азиатских энергетических рынков, появление новых крупных потребителей энергии (KHP, Индия), требует анализа энергетического сотрудничества в политическом измерении и построения моделей энергетического взаимодействия с учетом новых политических и экономических реалий.

Главные задачи России в сложившейся сложной геополитической обстановке:

— предупреждение новых и блокирование существующих вооруженных конфликтов, настойчивый поиск путей и механизмов урегулирования имеющихся в регионе разногласий и противоречий;

— недопущение в Каспийский бассейн ВМС внешних для него стран либо всемерная локализация ущерба от их появления;

— обеспечение экологического контроля в регионе;

— осуществление собственной независимой  нефтегазовой  политики в ЦА и Каспийском регионе и планомерное освоение российскими компаниями региональных месторождений углеводородов при постоянном совершенствовании и наращивании производственной и транспортной инфраструктуры;

— поддержание конкурентоспособности российских маршрутов вывода энергоносителей на мировой рынок; модернизация трубопроводов и диверсификация их направлений.

Авторы:

Аристова Л.В., кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН;

Семенова H.К., кандидат политических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Курамшин   Д.Р. Оценка запасов углеводородного сырья стран каспийского региона // Вестник университета. — 2016. — № 7-8. — C.82— 87.
  2. Бровкина М. Золотое   дно. Разработка каспийского    шельфа принесет России миллиарды кубометров нефти и газа // Российская газета. — № 207(7670).
  3. Радар валютных новостей: нефть. Сберометр [Электронный ресурс].
  4. Движение нефти сковывает боязнь коронавируса. ИА Regnum. 30.07.2020. [Электронный ресурс].
  5. Введен    в    строй    магистральный газопровод  «Восток-Запад».  Turkmenistan. Золотой век. 23.12.2015. [Электронный ресурс]. 
  6. Kalicki J.H., Goldwyn D.L. Energy and Security: Toward a New Foreign Policy Strategy. – Washington – Baltimore: Woodrow Wilson Center Press, Johns Hopkins University Press, 2005. – 604 p. P.9.
  7. Казанцев А.А. «Большая игра» с неизвестными правилами: мировая политика и Центральная Азия. – М.: 2008. – 241 с.
  8. Рахимов     М.     Межгосударственные границы и проблемы безопасности в Центральной Азии // ИАЦ. 23.02.2009. [Электронный ресурс].
  9. Звягельская И.Д. К вопросу об угрозах безопасности в Центральной Азии. // Viperson. 17.08.2001. [Электронный ресурс].
  10. США за милитаризацию соседей РФ по Каспию.  // Военное обозрение. 18.03.2011.[Электронный ресурс]. 
  11. Эдуард Чижиков. «Восток – дело тонкое»: чем может закончиться противостояние США и Ирана. [Электронный ресурс].  
  12. США и Грузия запускают программу военного сотрудничества. Грузия — Online. 30.04.2018. [Электронный ресурс].  
  13. США укрепляют свои позиции на рынке вооружений Азербайджана.Блог BMPD.19.09.2019. [Электронный ресурс]. 
  14. Петровский В.Е. Безопасность и развитие в Евразии в свете среднесрочной стратегии развития ШОС. CyberLeninka.  [Электронный ресурс]. 
  15. Лузянин С.Г. Шанхайская организация сотрудничества 2013-2015 гг. Прогнозы, сценарии и возможности развития. – М., 2013. – 120 с.
  16. Проблемы обеспечения безопасности на пространстве ШОС. Отв. редактор д.и.н. С.Г. Лузянин. – М.: Весь Мир, 2017. – 168 с.

[1] Источник: ИАЦ «Минерал» и ФГУHПП «Аэрология».

[2] Источник: https://casp-geo.ru/tsentralnaya-aziya-kak-postavshhik-gaza-v-kitaj/.

[3] Прикаспийский газопровод, как ожидается, будет построен параллельно уже давно эксплуатируемому газопроводу «Средняя Азия-Центр» (САІД, обойдя Узбекистан, и позволяя транспортировать газ шельфа Туркменистана и Казахстана (прим.авт.).

[4] Введен в строй магистральный газопровод «Восток-Запад» http://www.turkmenistan.gov.tm/?id=l0148.

[5] Транскаспийский газопровод  планируется  по  дну  Каспийского  моря  по  маршруту  Тенгиз (Казахстан) — Туркменбаши (Туркменистан) — Баку (Азербайджан) и, забирая по пути азербайджанский газ, вывести его в Турцию для соединения с действующим Южно-Кавказским трубопроводом Баку- Тбилиси-Эрзурум (прим.авт.).

[6] Газопровод Туркмения—   Афганистан—   Пакистан—  Индия протяженностью 1735 км возьмет  старт в районе туркменского месторождения Галканыш и, пройдя по территории Афганистана и Пакистана, достигнет населенного пункта Фазилка (Индия) на пакистано-индийской границе (прим.авт.).

[7] «Бритиш Петролеум», «Амоко», ‹Юнокал», «Экссон», «Шеврон», «Тексако», ЭНИ, «Мобил» и др. (прим.авт.)

[8] В  силу  географического  расположения   Узбекистан,   Казахстан   и  Туркменистан   попадают в гидрозависимость от Таджикистана и Кыргызстана, обладающими мощными водными запасами. Узбекистан препятствует строительству новых FЭC в Таджикистане и Кыргызетане, используя как инструмент давления прекращение поставок газа в эти страны. Получается замкнутый круг: увеличение выработки электроэнергии на ГЭС Таджикистана и Кыргызстана зимой, сброс воды, Узбекистан лишается поливной воды летом и применяет санкции к «обидчикам» — задерживает транзитные грузы / Донбаева F.Ч. Проблемы водных ресурсов Центральной Азии / Вестник РУДИ, 2016. №2. C.62-67.

[9] Нерешенность пограничного урегулирования в Ферганской долине означает не только вопросы демаркации, определения и введения режима границ, это еще и крупная этническая проблема национальный характер границ или, точнее, национальное содержание их территориям. Ведь сложность заключается  еще и в том,  что по разные стороны  границ  Кыргызстана  с Таджикистаном, Узбекистана с Кыргызстаном  и наоборот проживают крупные диаспоры этих народов в виде анклавных  вкраплений в каждом из государств (Цит. по Вопросы пограничного урегулирования в Центральной Азии / http://www.easttime.ru/reganalitic/1/29p.html).

[10] Комплекс гидроэнергетических противоречий в отношениях  Таджикистан-Узбекистан  связан со строительством Рогунской ГЭС. Для Таджикистана при отсутствии других энергоресурсов это вопрос выживания: в зимний период возникает дефицит электроэнергии т.к. FЭC не работают на полную мощность, иначе массовый сброс воды зимой приведет летом к дефициту поливной воды в Узбекистане и, как следствие, к социально-экономическому кризису — три четверти населения заняты в сельском хозяйстве (прим.авт.).

[11] Противостояние Таджикистан-Узбекистан, возникшее после распада СССР: по мнению определенной части элиты Таджикистана, города Бухара и Самарканд, населенные таджиками, несправедливо достались Узбекистану по национально-территориальному делению 1920 г. (прим.авт.).

[12] Азербайджан-Армения: Нагорно-карабахский конфликт возник и развивается на почве острой межнациональной вражды и межконфессионального противостояния, а также взаимных исторических претензий на эту территорию. Война между Арменией и Азербайджаном с 1994 г. и по настоящее время состояние вооруженного противостояния на линии прекращения огня. По экспертным оценкам, мирное, политическое урегулирование в ближайшей перспективе невозможно (прим.авт.).

[13] Азербайджан-Иран:  исторические противоречия    вокруг т.н. «южного Азербайджана» граничащих с Азербайджаном северо-западных иранских провинций Ардебиль, Западный Азербайджан, Восточный Азербайджан и Зенджан, населенных азербайджанцами, курдами и персами. Эти территории были закреплены за Ираном Гюлистанским (1813 г.) и Туркманчайским (1828 г.) мирными договорами между Россией и Ираном. Сепаратистские выступления в 1946 г. привели к массовым жертвам этнических азербайджанцев. Эти события и идеи Великого Азербайджана (объединения всех населенных азербайджанцами   территорий)   являются   мощным    и   провокационным   фактором напряженности в отношениях между Баку и Тегераном (прим. авт.).

[14] Турция-Армения:  противоречия  имеют  давние  исторические  корни  и  порождены   борьбой за территории, межнациональной и межконфессиональной неприязнью и агрессивным пантюркизмом турецкой политической элиты, который привел в 1915-1916 rr. к геноциду армянского населения Турции. Из более чем 2 млн проживавших  на территории  Турции  армян турками было  уничтожено,  по разным оценкам, от 1,5 до 2 млн чел. Анкара на официальном уровне отказывается признать факты геноцида армян. Кроме вопроса о признании факта геноцида у Турции и Армении сохраняются разногласия по Карскому договору от 1921 года в соответствии с которым города Kapc и Ардаган отошли к Турции. Fopa Арарат также оказалась на территории Турции. Такое разграничение стало основной причиной, по которой современная Армянская Республика не признает Карский договор. Карский договор продолжает оставаться политической реальностью и активно используется Турцией для вмешательства в политические процессы, происходящие в Южном Кавказе. Резкое обострение этих отношений может сыграть роль детонатора нового регионального конфликта и прямого вмешательства великих держав в дела Каспийского региона (прим.авт).

[15] Источник: http://www.polit.nnov.ru

[16] В сферах нефти и газа основная роль принадлежит трем госкорпорациям: Китайской Национальной нефтяной корпорации — KHHK (CNPS), Китайской нефтехимической корпорации — KHXK (Ѕіпорес) и Китайской оффшорной нефтяной корпорации — KHOHK (CNOOC).

26.10.2020

27 октября, 2020

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ХРОНИКИ
ЗАРУБЕЖНЫЕ СМИ О КАСПИИ
Фото дня
Наши партнеры
Яндекс.Метрика
Перейти к верхней панели