Портал «Каспийский вестник» взял интервью у Камилжана Хамутовича Каландарова, доктора философских наук, директора АНО «Русско-Туркменский центр культуры», председателя Фонда содействия укреплению дружбы народов Прикаспийских государств «Наследие Каспия». Собеседник редакции рассказал изданию о месте Туркменистана в современных геополитических процессах Каспия, перспективах формирования транспортно-логистического хаба в Туркменистане, отношениях Ашхабада с внешними партнёрами, а также перспективах развития контактов между народами России и Туркмении.
Международный транспортный коридор «СЕВЕР-ЮГ» для Туркменистана будет более выгодным, чем экспорт углеводородов на Запад. Cейчас много говорится о «развороте на Восток» российской внешней да и вообще политики. Что Вы понимаете под этим?
Принято считать, что это означает укрепление и развитие отношений с Китаем, как одной из сверхдержав современности. Однако Восток – понятие более многогранное и обширное в том числе с точки зрения развития с ним политических и экономических отношений. Касательно России, я бы определил содержание этой дефиниции, как приоритет для России в развитии отношений со странами Центрально-азиатского региона – бывшими республиками СССР. Эти отношения значимы не только для реализации политических и экономических интересов государства, но и для российского общества. За годы существования Советского Союза судьбы наших народов настолько сильно переплелись, что любое отчуждение между ними окажется очень болезненным. Кроме того, отношения со странами Центральной Азии являются необходимым условием для успешного экономического и политического «продвижения» России в азиатские и ближневосточные страны «дальнего зарубежья». Это касается также Туркменистана и туркменского народа.
Если бы Вас попросили в одной фразе охарактеризовать отношения России и Туркменистана, как бы Вы их охарактеризовали?
Как стабильные, и с начала 20- гг. имеющие очевидную позитивную динамику в своем развитии.
Более тридцати лет назад ставший независимым Туркменистан провозгласил политику полного нейтралитета. Тогда многими в России это было воспринято как курс на жесткий изоляционизм и отход от отношений с Россией и другими странами бывшего СССР. Причем часто такая политика воспринималась как антироссийская?
По прошествии трех десятков лет мы можем оценить те времена в контексте меняющихся в течение этих десятилетий политических реалий. И все оказывается не так уж однозначно. Курс на нейтралитет, может быть даже и с некоторыми элементами довольно жесткого изоляционизма, позволили Туркменистану, тем не менее, построить дееспособную независимую государственность, а в плане внешнеполитическом избежать многих драматических коллизий того времени, которых увы, не избежали соседи Туркменистана по центральноазиатскому региону. Речь, в первую очередь о воинствующем исламистском экстремизме с одной из стран-очагов которого – Афганистаном, Туркменистан имеет общую границу.
Конечно, многое из того что существовало и практиковалось во внутренней и внешней политике в первые полтора десятилетия существования независимого государства с точки зрения исторической практики себя не оправдало. Однако, руководство страны нашло в себе силы и политическую мудрость пересмотреть многие фундаментальные направления внутренней и внешней политики, а также идеологии. От чего-то отказались, что-то пересмотрели и обновили для дальнейшего продвижения вперед курсом укрепления независимости.
Например, в те годы, был взят курс на «туркменизацию» страны. Однако слишком резкая его реализация несколько задела национальные меньшинства страны, в том числе, русское. И хотя такой курс в условиях строительства независимого государства и общества вполне понятен и оправдан, от определенных перегибов в этом отношении, которые к тому же осложнили связи с Россией, Ашхабад отказался.
С чем я определенно не соглашусь, так это с оценкой внешней политики Туркменистана как в некоторых своих моментах если и не антироссийской, то проводимой в какой-то мере в пику России. В наших отношениях были и есть сегодня определенные проблемные моменты, однако они никоим образом не влияют на фундамент наших отношений, как отношений дружбы и стратегического партнерства. Более того, реализация наших двусторонних связей четко на уровне компетентных ведомств обеих стран, позволяет решить подобного рода проблемы в рабочем порядке и не допустить их возможного негативного влияния на отношения наших стран и обществ. Кстати, сейчас очень много говорится о таком явлении в обществах многих постсоветских стран, как русофобия. Так вот, смело могу заявить, что, несмотря на все неоднозначные моменты постсоветской истории в Туркменистане нет и не было русофобии, даже каких-то мало-мальских проявлениях.
Что изменилось во внешней политике Туркменистана в самые последние годы?
Туркменистан остается приверженным позиции нейтралитета. Это означает, в первую очередь, неприсоединение к каким-либо многосторонним политическим или военно-политическим альянсам. Руководство страны полагает, что с учетом исторической, геополитической, геоэкономической и демографической специфики Туркменистана вполне достаточно двустороннего сотрудничества с различными странами, прежде всего с соседними, а из этих стран речь в первую очередь идет о России. И поэтому в 2020 году в рамках пакета уже существующих на тот момент договоренностей, определяющих наше сотрудничество как стратегическое, было подписано соглашение о сотрудничестве в области безопасности. Начиная с 2017 г, Россия и Туркменистан являются стратегическими партнерами, то есть основой внешней политики нынешнего Туркменистана является двустороннее сотрудничество со всеми проявившими к этому интерес странами, при том, что в рамках такого сотрудничества четко и конкретно определяется приоритет национальных интересов Туркменистана.
А что с экономическим фактором в международных отношениях Туркменистана?
У международных экономических отношений есть, по определению, одна специфическая черта. Если международная политика определяется во-многом волей и идеологией правящих элит, то экономические отношения формируют природные условия страны, ее материальные людские ресурсы. Словом, факторы объективные и не всегда подчиняющиеся политической воле правящих элит. Так и в экономике. В Ашхабаде всегда понимали и понимают, что даже при сильном чьем-либо желании обеспечить глубокую изоляцию в сфере экономики невозможно. А своей экономикой Туркменистан прочно связан с мировым хозяйством. Туркменистан – четвертая страна по газовым ресурсам после России, Ирана и Катара. Наконец ее территория расположена в самом сердце сухопутных торгово-экономических коммуникаций между Европой и Азией, поэтому она не может оставаться в стороне от различных существующих сегодня проектов евроазиатских «транспортных коридоров».
Но утверждают, например, что на газовом рынке Россия и Туркменистан являются конкурентами?
На мой взгляд, подобные утверждения распространяют в медийном пространстве круги, которым не по душе развитие двустороннего сотрудничества между нашими странами. Во-первых, часть туркменского газа экспортируется в Россию. Что же касается такого перспективного и ресурсоемкого рынка, как китайский, на котором места хватит многим странам — производителям углеводородов, то здесь Россия и Туркменистан просто неформально поделили сегменты местного рынка. Туркменистан своим газом закрывает проблемы переживающего динамичное индустриальное развитие Западного и Северо-Западного Китая, российское сырье, преимущественно из Восточной Сибири и Дальнего Востока идет на нужды индустриального и многонаселенного востока Поднебесной.
О транспортных коридорах, как известно, в прошлом году Россия, Киргизия, Узбекистан и Туркменистан договорились о создании мульти модального (с использованием различных видов транспорта) «Южного транспортного коридора», по которому товарный поток из Узбекистана и Киргизии пойдет по суше до туркменского порта Туркменбаши на Каспии и оттуда морем – до Астрахани, где для Туркмении будет сооружена отдельная портовая гавань. Многие наблюдатели видят в этом проекте следствие того, что руководство Казахстана действует во многом в русле Запада по отношению к экономическим санкциям против России. На мой взгляд, действительно, ныне Казахстан с точки зрения своих геополитических и геоэкономических интересов, слишком, скажем так «не сбалансированно» прислушивается к тому, что говорят на Западе. Но главная причина в тех острых проблемах организационно-технического характера, которые возникли на казахстанских границах в последние годы, и которые стали тормозом для идущих через них товарных потоков. Так что это никоим образом не скажется на отношениях с Казахстаном. Кстати эта страна, также как и Россия, и другие центральноазиатские государства являются участниками проекта Евроазиатского транспортного коридора «Север-Юг».
Более того, именно реализация проекта транспортного коридора «Север-Юг» в его нынешнем виде жизненно важна для всех государств региона и Туркменистана из-за эскалации ситуации на Ближнем Востоке, следствием которой стало перекрытие одного из важнейших мировых торговых путей через Красное море и Суэцкий канал. Важность транспортного коридора, проходящего через Центральную Азию увеличивается на порядок, а Туркменистан в силу особенностей своего географического и геополитического положения является единственным кандидатом среди стран региона на роль «транспортного» хаба, поскольку отсюда пролегают наиболее оптимальные в логистическом отношении пути в Иран и страны Южной Азии в сторону выхода к Индийскому океану.
Второй момент – для нового коридора потребуется строительство современной и высокотехнологичной инфраструктуры. А это означает новые рабочие места для населения стран региона, где проблема занятости особенно остра. Причем значительное количество этих мест будет приходиться на профессии, требующие высокой квалификации.
Кроме того, нужно учитывать, что в экспорте углеводородов на Запад Турменистан, как и другие богатые энергоресурсами страны региона, сталкивается с достаточно значительной конкуренцией. А вот с точки зрения экономической значимости в логистической сфере транспортировке товаров из Европы в Азию в значительных масштабах, конкурентов у страны практически нет. И это обстоятельство делает проект коридора «Север-Юг» даже более экономически выгодным, чем предполагаемые проекты по экспорту газа на Запад (например, «почивший» НАБУККО, или разрабатываемый взамен его «Транскаспийский трубопровод»).
Известно, что Ашхабад развивает отношения не только с Россией и союзным ей Китаем. В апреле прошлого года глава МИД Туркменистана Рашид Мередов посетил с визитом США, а осенью рабочий визит в эту страну для участия в сессии ГА ООН совершил президент Сердар Бердымухаммедов. Анкара активно «обхаживает» Ашхабад с целью реализации проекта строительства «Транскаспийского газопровода» по которому туркменский газ пойдет в Турцию и далее в Европу. Не вызывает ли это опасений с российской точки зрения?
Здесь надо еще раз вспомнить, что Туркменистан – независимое, нейтральное государство, развивающее отношения со всеми странами исходя из примата собственных национальных интересов. Визиты в США имели место, но в их ходе были сделаны самые предварительные прикидки по перспективам отношений, экономических, прежде всего, между США и Туркменистаном. Ни о каком тесном вовлечении Туркменистана в орбиту политики США, ныне, мягко выражаясь, не очень дружественной России по результатам этих визитов речи не идет.
О «транскаспийском газопроводе». По сути это попытка воскресить приснопамятный проект НАБУККО, по которому туркменистанский газ должен был пойти через Турцию в страны Западной Европы. Напомню, что этот проект был закрыт не из-за «интриг Газпрома», а потому что когда была сверстана окончательно смета потенциальных расходов на реализацию проекта, то оказалось, что этот газ станет для Европы уже не «голубым», а поистине «золотым топливом». И поэтому во время прошлогодней встречи Гурбангулы и Сердара Бердымухаммедовых с турецким руководством, Ашхабад четко поставил два условия – обширные турецкие инвестиции (именно Турция предполагается основным бенефициаром «транскаспийского проекта») и учет геоэкономических интересов России и других стран региона при реализации такого проекта. Турецкая сторона не смогла дать удовлетворительного ответа на эти вопросы, и, прежде всего, на первый.
Так что не думаю, что западное направление туркменской дипломатии является фактом, тревожащим Россию.
Какие еще новые явления Вы могли бы отметить в российско-туркменских отношениях?
В силу известной специфики, отношения наших стран в определяющей мере были отношениями политических элит и большого, прежде всего, нефтегазового бизнеса. Это, конечно, важно, но не достаточно для динамичного развития отношений. Туркменистан, как и Россия – это не только нефть, газ и большая политика. В обеих странах имеется сегмент малых и средних, промышленных предприятий, которые могут и должны стать субъектами двусторонних взаимоотношений. За годы СССР, во многом с помощью России (да и других республик бывшего Союза), был сформирован развитый, научный, культурный и социальный потенциал Туркменистана, который сейчас надо во многих отношениях возродить, придать ему новый импульс. Таким образом, на нынешнем этапе на авансцену российско-туркменских отношений выходит гражданское общество наших стран и во многом это предопределило создание год назад «Русско-Туркменского Культурного Центра», который я возглавляю.
14 февраля 2024 г.
Добавить комментарий