Конец 2017 – начало 2018 гг. в Исламской Республике Иран было ознаменовано крупными беспорядками, которые имели место в ряде провинций Ирана, в том числе и в северных, прикаспийских регионах. В настоящее время ситуация в стране стабилизировалась, однако встаёт вопрос о причинах обострения общественно-политической ситуации в стране и оценке перспектив возможного повторения трагических событий, жертвами которых по разным оценкам, стали свыше двух десятков человек.
Наш портал ранее уже публиковал статью с оценкой иранских событий бывшего посла Ирана в России Резы Саджади. Однако представляет интерес и другой взгляд на проблему. В связи с этим, наш портал представляет вниманию аудитории статью сотрудника Центра стратегических и международных исследований США (CSIS) Энтони Х. Кордесмана – Кризис в Иране: что теперь? (The Crisis in Iran: What Now? By Anthony H. Cordesman).
На страницах нашего портала публикуется перевод статьи с некоторыми сокращениями, сделанными для удобства её восприятия, и не оказывающими влияния на сущность и содержание исходного материала.
Иран разделен в восприятии Запада и арабского мира.
Иранский народ глубоко разделен на протяжении большей части своей современной истории. В стране давно прослеживается разделение на более современное, городское образованное меньшинство и религиозное, консервативное большинство, представленное сельскими жителями и городской беднотой. Недавняя «зеленая революция» (имеются ввиду события 2009 года) показала, сколько иранцев хочет жить в более либеральном, современном и развивающемся Иране. Однако другие иранцы, кто поддерживал исламскую революцию Хомейни, настроены консервативно и рассматривают Запад и Саудовскую Аравию в качестве угрозы.
Прежде правящему режиму удавалось ограничивать активность политической оппозиции. Ему удалось сузить круг кандидатов, которые могут баллотироваться в органы власти, поэтому нынешний демократический фасад не соответствует реальной действительности. Разница между кандидатами, которых допускают до выборов, сейчас только в том, что одни являются более прагматичными или умеренными сторонниками Верховного лидера – Аятоллы Сейида Али Хаменеи, и нацелены на сохранение в Иране внутренней стабильности, а другие более радикальны и бескомпромиссно поддерживают консервативную религиозную революцию и усилия Ирана по расширению своего влияния в регионе.
Также важно помнить, что хотя многие иранцы достаточно либеральны и ориентируются на построение в стране «западного общества», у них есть причины не доверять США, России, Европе и своим арабским соседям. Эти отношения имеют давнюю историю, значительно большую, чем память о поддержке США шахского режима.
Иранцы давно рассматривают Запад как источник иностранного влияния и контроля. Каждый иранский школьник знает, что Западный «империализм» восходит к английской табачной монополии в 1890-1892 гг., и нефтяным концессиям Д’Арси 1901 года. Именно Британская империя создала англо-персидскую нефтяную компанию в 1933 году (сейчас компания «Бритиш Петролеум» (ВР)), что дало Британии де-факто возможность контролировать ключевые для Ирана источники поступления твердой валюты и объекты промышленности, по крайней мере, до середины 1950-х годов.
Даже при Шахе, каждый иранский офицер разделял версию истории англо-российского вторжения в Иран в 1941 году. Иранцев учили, что союзники захватили значительную часть урожая Ирана, отправили их в Россию, и что в результате хлебные бунты вынудили полицию открыть огонь по толпам в Тегеране в 1942 году. Иранцы также хорошо помнят послевоенную историю, когда «Бритиш Петролеум» продолжали доминировать на рынке добычи нефти вплоть до кризиса Моссадыка в 1951 году. Когда в результате англо-американского переворота Моссадык был свергнут, США и Великобритания после возвращения Шаха сотрудничали в создании подконтрольной Национальной иранской нефтяной компании, реализовывавшей нефтяную политику Ирана с 1954 по 1973 год.
Однако у иранцев есть еще более веские причины не доверять Западу и своим соседям. Ирано-иракская война, которая длилась с 1980 по 1988 года, до сих пор считается самой кровавой современной войной в истории Ближнего Востока. В её результате в списке погибших, по разным подсчётам числится от 375,000 до более одного миллиона иранцев. Широкая поддержка арабских государств Ирака настроила против них иранцев, и сейчас существует только одно арабское государство, которое действительно поддерживает Иран – это Сирия.
Иранцы также не забыли европейскую и арабскую поддержку Саддама во время ирано-иракской войны с 1990-1988. Именно в Соединенных Штатах, хотя это было несколько несправедливо, иранцы видели сторонника Хусейна. Иранцы также помнят танкерную войну с США в 1987-1988 годах, а также тот факт, что никто за пределами Ирана не приложил действительных усилий, чтобы прекратить использование Саддамом отравляющих газов во время этой войны.
В годы ирано-иракской войны наблюдался рост напряженности между Ираном и всем арабским миром, а также массированная гонка вооружений, которая подтолкнула Иран к разработке ядерного оружия. В целях противодействия военному влиянию арабских государств в Иране были развернуты ракеты большой дальности, а также созданы крупные силы для асимметричной войны в Персидском заливе. Подъем насильственного религиозного экстремизма в исламском мире, и нападения суннитских экстремистов и прочих сектантов на шиитов как на неверующих в сочетании с прошиитским экстремизмом иранской революции — привели к неуклонно растущей напряженности между Ираном и его соседями.
Однако это не значит, что большинство иранцев поддерживают усилия Верховного лидера и КСИР по расширению иранской зоны влияния и контроля в регионе. Недавние демонстрации ясно показали, что значительному числу иранцев нужен режим, который сосредоточен на внутреннем развитии и экономике, а не на потенциальной арабской угрозе или экспорте иранской революции. В то же время, многие иранцы рассматривают действия руководства не как агрессивные или амбициозные, а как оборонительные.
Важно также помнить о том, что в Иране установлен режим, который жестко контролирует СМИ с начала 1980-х. А народ хоть и недоволен режимом и репрессиями, но не выступает в поддержку США или массовых политических изменений, так как в иранском обществе доминируют мужчины, служащие в качестве средства дополнительной идеологической обработки и механизма контроля населения.
Один интересный аспект нынешних протестов является подавление некоторых основных методов интернет-коммуникаций и социальных сетей. Непонятно, как долго это продлится, но это показывает некоторые аспекты способности власти осуществлять контроль.
Усилия безопасности Ирана: репрессии работают, пока не…
Внешним наблюдателям нужно быть осторожным, предполагая, что большое число иранцев серьезно не согласны с политикой властей Ирана по наращиванию военной мощи и внешней политике Ирана. С одной стороны, Иран тратит на безопасность значительно большие суммы чем указаны в бюджете, которые могут достигать в общем 25 млрд долларов, если посчитать все расходы, связанные с созданием оборонно-промышленной базы, вмешательством в дела других государств вроде Ирака и Сирии, а также финансированию спецслужб — КСИР и Басидж. С другой стороны, эти траты дают режиму и очень мощные инструменты для подавлении любого инакомыслия.
Репрессии могут в конечном итоге потерпеть неудачу, но зачастую страдают по прежнему демократия и верховенство закона. Однако на протяжении десятилетий репрессии по-прежнему растут. Причины тому ясны. Народные демонстрации – это одно, но вооруженные военные и силовики совсем другое, поэтому Иран наращивает военную мощь, а также потенциал сил безопасности. Вооруженные силы Ирана сейчас насчитывают примерно 523,000 человек: 350,000 в армии; 125,000 в Корпусе стражей исламской революции (КСИР); 18000 в военно-морском флоте; 30,000 в ВВС; и, по крайней мере, 40 000 в военизированных формированиях, таких как полувоенная милиция из числа добровольцев — Басидж. Силы безопасности Ирана также включают военнослужащих по призыву, которые обязаны отслужить не менее 21 месяца.
Кроме того, Иран смог набрать и развернуть добровольческие силы в Сирии, где преобладают консервативные командиры КСИР, которые замыкаются непосредственно на Верховного лидера, а не на гражданские власти. Около 500000 сотрудников полиции служат еще одним инструментом идеологической обработки и контроля, наряду с примерно 4000-6000 сотрудниками в Министерстве разведки (также известном как VAJA, VEVAK, или MOIS) и других разведорганах и органах безопасности.
Басидж, в частности, неуклонно развиваются с конца ирано-иракской войны, и являются важным элементом военизированных сил безопасности связанных с КСИР. Иранские официальные источники иногда оценивают их количество в более чем 20 миллионов человек, но другие исследования показывают, что их от 90 000 и до 600 000, с учетом мобилизационного потенциала.
Расходы на безопасность, как причина беспорядков
Нужно быть осторожным, чтобы сохранить баланс между военными расходами и расходами в сфере безопасности Ирана, с учетом военной политики за рубежом. Большинство иранцев, наверное, видят только официальные бюджетные сметы и поэтому не имеют преставление об их истинном значении для бюджета
Всемирный Справочник ЦРУ содержит данные о том, что военные расходы несли относительно низкое бремя для бюджета в последние годы. ЦРУ не публикует текущие показатели, но оценивает их долю в общих расходах, как 2,69% от ВВП (2015), 2.33% ВВП (2014), 2,35% от ВВП (2013), 2.81% от ВВП (2012), и 2.41% от ВВП (2011). Иран менее активен в наращивании военной мощи, чем свои соседи. Но он был более успешным во многом за счет концентрации усилий на своих подразделениях и их слабых сторонах, а не на использовании значительных трат на военные нужды
Иран поддерживал ракетные силы и их производство в 2000-е годы, а также направлял основные усилия на разработку ядерного оружия. Сопоставление оценок МИСИ за 2011 – 2016 года показывает, что Иран не приобрел более современную бронетанковую технику во время этого периода, хотя ее и начал производить модернизированные Т-72. Около двух третей танков Ирана – это устаревшие американские и британские модели. Иран существенно сократил свои артиллерийские мощности с 8,798 до 6,798 единиц. Большая часть национальных сухопутных войск имеет снаряжение еще времен Шаха и его было трудно использовать во время ирано-иракской войны.
Иран не приобрел новых крупных боевых самолетов за последние десятилетия, и две трети техники – это устаревшие американские F-5С, F-4с, F-14, а остальные — это бывшие иракские французского производства и ранние российские экспортные варианты МиГ-29 и Су-24. Наиболее современные образцы имеются в ПВО Ирана, состоящие из российских С-300. Иранская промышленность производит ограниченное количество ракетных фрегатов, ракетных и патрульных катеров и миниатюрные подводные лодки, но это опять же, в основном, касается модернизации вооружения, поставленного еще при Шахе. Хотя Иран иногда описывается как Главная военная сила в Персидском заливе, первые цифры показывают, что его расходы на безопасность на самом деле очень низки по сравнению со своими соседями, и оказывают меньшее влияние на бюджет страны, чем подобные в большинстве арабских государств Персидского залива.
Неопределенные уровни усилий Ирана
Как показывают вышеуказанные цифры, нет единых оценок по поводу прошлых и текущих военных расходов Ирана, как и нет достоверных данных по бюджету. Внешние источники являются почти наверняка близкими к объективной картине, однако, по всей видимости, Иран тратит большие суммы, чем $11 млрд.
Например, по оценкам СИПРИ эти расходы равны сумме 12,362 млрд долларов как для военных, так и для КСИР в 2016 году, или 3,03% от ВВП. МИСИ приводит данные в 15,882 млрд долларов на 2016 год или 3.85% ВВП, а по оценкам агентства Джейн в 2017 объем затрат составил 16,312 млрд долл. ЦРУ оценивает бюджетные расходы Ирана на оборону значительно выше в 80.58 миллиардов долларов в 2016 году, и это означает, что Иран тратит около 15% до 20% своего общего бюджета на безопасность.
Чем выше диапазон этих данных, тем он кажется ближе к реальности. Иран имеет большое преимущество перед соседями по эквивалентной стоимости, поскольку она может полагаться на «дешевых» призывников и добровольцев, на вооружение и поддержку иностранных (Ливанские, сирийские, иракские и афганские подразделения). Если учесть роль КСИР в иранской экономике, то расходы Тегерана на оборону можно оценить в $25 млрд, однако максимальная фактическая сметная стоимость $18-$19 млрд, кажется более вероятной.
Однако даже самые высокие цифры показывают, что расходы на обеспечение безопасности несут незначительную нагрузку на экономику Ирана по сравнению с другими государствами Персидского залива. Доклады МИСИ говорят о том, что Саудовская Аравия имеет военный бюджет в 63.7 млрд. долларов (8.92% ВВП), что является четвертым по величине военным бюджетом в мире в 2016 году. Эр-Рияд потратил 81,8 млрд долларов в 2015 году (12.67% ВВП). Практически банкрот — Ирак потратил 16,9 миллиардов долларов (11.61% ВВП). Оман, представляющий малые державы в Персидском заливе, например, потратил на вооруженные силы в 2016 году только 2,7 миллиарда долларов, но это было 15,3% от его ВВП.
Что касается будущего, мы не располагаем достоверными данными о стоимости и эквивалентной стоимости, планируемых расходов на безопасность Ирана для на 2018/2019 года. Государственные средства массовой информации сообщали, что военный бюджет КСИР составит 267 трлн иранских риалов ($7.393 млрд), а иранская армия будет получать 97 трлн риалов ($2.686 млрд). На министерство обороны и логистики вооруженных сил выделено 44 трлн. риалов (1,28 млрд). Таким образом, общий бюджет обороны Ирана в 2018 году — 408 трлн (11.359). Если прибавить 11 трлн. риалов для Басидж, то в совокупности получается общий военный бюджет 420 трлн риалов ($11.663 млрд).
Эта сумма составляет около 11 % от общего бюджета страны на 2019 год, который по данным из отдельных источников будет равен 3,681 трлн риалов ($103,9 млрд). Другие источники, однако, называет цифру в 3,115 трлн. риалов, тогда военные расходы составят 14% бюджета. Чтобы поставить эти военные расходы в более широкий национальный контекст, следует отметить, что бюджет страны выделит 4,2 млрд долларов на создание рабочих мест и основывается на консервативных оценках доходов от выручки нефти — $55 за баррель.
Однако все приведенные данные имеют ограниченную достоверность. Они вполне могут не отражать стоимость производственной базы для Корпуса стражей исламской революции, истинные затраты на армию (которая включает в себя военно-морской флот, военно-воздушные силы, ВВС и ПВО), включая все объекты и оборудование, все расходы на военный импорт, а доходы от контролируемых КСИР отраслей промышленности. Бюджетные цифры также, вероятно, не включает расходы, связанные с иранской военной деятельностью за рубежом в таких странах, как Афганистан, Ирак, Ливан и Сирия, а также экономические субсидии режиму Асада.
Политическое, государственное управление и социальные причины беспорядков в Иране
Основной причиной общественных беспорядков являются внутренние проблемы режима, а не чужое влияние. К их числу можно отнести десятилетия неудачной экономической политики, тотальный контроль над повседневными аспектами иранской жизни и коррупция. Настаивая на ортодоксальной интерпретации Ислама, власти создают серьезную внутреннюю оппозицию. Одними из ключевых вопросов всё же является не экономические, а ограничение социальной жизни. Действительно, президент Роухани публично предупредил об этом своих коллег и призвал к продолжению реформ и либерализации.
Разделенный Режим
Иранские избиратели глубоко разделены после президентских выборов и войны в Персидском заливе по критерию поддержки кандидатов, которые придерживаются консервативных и либеральных взглядов. Иранские молодые мужчины и женщины, и более образованная часть населения часто проявляют свое несогласие и возмущение по поводу государственного контроля и ограничения их доступа к власти. Репрессии в отношении иранских женщин также являются проблемой.
Голосование на президентских выборах 2013 года показало, что многие иранцы возмущены социальным консерватизмом власти, ее коррумпированностью, и экономическими просчетами. Верховный лидер Али Хаменеи, и его сторонники либо не успели, либо не смогли избрать жесткую позицию на выборах 2013 года. Избрание Хасана Рухани в 2013 году, как и избрание Мохаммеда Хатами в 1997 году, и его переизбрание в 2001 году, показали, что клерикальный режим Ирана не сталкивается с ограничениями в поддержке. Роухани и его «умеренные» сторонники были избраны со значительной поддержкой населения.
Обе революции и «жесткое» или «консервативное» ядро руководства стареют. Шахский режим пал около 38 лет назад. Ирано-иракская война закончилась 30 лет назад. Хомейни умер в 1989 году, и не менее популярный и харизматичный лидер последовал за ним. Али Хаменеи, нынешний Верховный лидер был обвинен во многих вещах. Ему почти 80 и он часто болен. По крайней мере, значительную часть населения Ирана сейчас, кажется, больше интересует, когда он уйдет или умрет, и кто будет его преемник, то есть Верховным вождем.
Шаг к Теократии: политический «скотный двор» Ирана
Многие иранцы видят элементы «Скотного двора» Джорджа Оруэлла в современном Иране. Шах, который все чаще игнорировал реальные потребности своего народа был заменен Верховным лидером, который по сути ничем не лучше. Злобно репрессивные служба разведки и безопасности под названием «Савак» была заменена на столь же репрессивную службу «Vevak», которая часто использовала те же тюрьмы и офисы, поддерживавшие коррумпированную судебную систему. Скомпромети-ровавший себя Фонд Пехлеви, который контролировал значительную часть национального богатства, был заменен такими же фондами, которые теперь называются Bunyods, и контролируют туже значительную часть национального богатства.
Государственное управление в Иране не служит собственному народу во многих отношениях. Имеющиеся статистические данные показывают, что власти Ирана слабо и (или) плохо справляются со своими обязанностями, если судить по критериям, разработанным Всемирным банком. Несмотря на то, что при Президенте Роухани ситуация улучшилась, по таким показателям как подотчетность, верховенство закона, политическая стабильность и отсутствие насилия деятельность властей ИРИ оценивается как плохая, при этом остается серьезной проблемой коррупции – одна из самых чувствительных зон для общественного мнения в странах испытавших на себе последствия «арабской весны» в 2011 году.
Многие иранцы видят, что нынешний Верховный лидер и его правительство ориентированы на экспорт революции, что они, ожидаемо, не поддерживают, так как богатства Ирана идут в другие страны. Это задерживает развитие страны, негативно влияет на удовлетворение потребностей её растущего населения, на уровень социального консерватизма и репрессий, и, как следствие, на каждый аспект повседневной жизни. Всемирный банк не случайно причисляет Иран к числу самых бедных стран, а «Трансперенси Интернешнл» в 2016 году поставил Иран на 45-е место в списке самых коррумпированных стран.
В сложившихся в стране условиях удивляет, что иранская оппозиция остается слабой и раздробленной перед давлением властей. Зеленое движение хоть и организовано, но удивительно тихо себя ведет, а монархическое движение, кажется, не имеет реальной поддержки внутри Ирана.
Национальный совет сопротивления Ирана (Национальный совет сопротивления Ирана) и Народная организации моджахедов Ирана (PMOI) (ака Моджахедин-е Хальк или МЕК) не доказали, что они могут использовать серьезную общественную поддержку, а некоторые источники сообщают, что PMOI канула в прошлое и стала частью истории террористической борьбы против Шаха и Хомейни.
Другие элементы оппозиции не являются более эффективными. Влияние арабской оппозиции на юго-западе страны ограничено, курды Ирана никогда не представляли серьезной угрозы для режима, движение белуджей на востоке слишком малочисленно и узко в этническом плане.
Вместе с тем, в ближайшие месяцы в стране может быть сформирована более эффективная внутренняя оппозиция, та как некоторые аспекты контроля за населением со стороны правящего режима ограничены. К примеру, проблемы средств коммуникации, которые в прошлом повлияли на зеленое движение значительно сокращены в связи с распространением смартфонов и спутниковых антенн, как альтернативы контролируемых режимом СМИ. По оценкам компании Euromonitor International и BBC, доля иранских владельцев смартфонов выросла с 16,2% на семью в 2011 году до 21,6% в 2012 году, 25.6% в 2013 году, 30% в 2014 году, 35.3% в 2015 году и 41,3% в 2016 году. Несмотря на то, что режиму удалось резко ограничить доступ к наиболее популярным сетевым ресурсам, которые существовали до начала протестов, многие иранцы уже имеют приложения, которые резко ограничивают возможности правящего режима блокировать обмен сообщениями и социальные сети.
Социальные причины беспорядков — давление на население и молодежь
Режиму будет трудно или даже неневозможно противостоять некоторым структурным силам, стоящим за протестами. При этом главным проблемным фактором для властей является рост населения и доли молодежи в общей его структуре.
Хотя нет полностью достоверных данных о тенденциях роста населения Ирана, имеется разумный консенсус по поводу масштабов роста населения Ирана, начиная с 1950 года.
По оценке Бюро переписи населения США, население Ирана выросло с 16,4 млн. в 1950 году до 39,7 млн. (в 2.4 раза) в момент падения Шаха, и сегодня 82,0 млн. (в 5 раз). Бюро прогнозирует рост до 98,6 млн. к 2050 году. Это является ключевым фактором, оказывающим давление на экономику, инфраструктуру и систему управления потенциалом нации, которая по сути плохо организована, если учесть, что Иран находится в состоянии войны или кризиса на протяжении большей части своей новейшей истории.
В настоящее время в Иране миллионы молодых мужчин и женщин ищут работу или достойную карьеру. В отличие от других ближневосточных государств, приведенные цифры Бюро переписи показывают, что 38,9% населения из 82 миллионов иранцев, это люди в возрасте 24 лет или моложе, а другие оценки показывают, что порядка 840 000 молодых иранцев выходят на рынок труда каждый год.
В общей сложности 4.7% от населения – это граждане от 15 до 24 лет, 6.8% — население в возрасте 15-19 лет. Иранцы этого возраста более терпимы к действиям властей и связывают определенные надежды на политику режима. Другая часть населения 7,9%, лица в возрасте 20-24 лет, уже пострадала от действий режима в один из самых критических периодов своей жизни в плане карьеры, утверждения социального статуса, брака и деторождения. Как показывает статистика, молодежь также сталкивается с серьезными экономическими проблемами и проблемами трудоустройства. Кроме того, с дополнительными проблемами сталкиваются женщины, на которых наложены жесткие социальные ограничения, они также сталкиваются с дискриминацией в области образования, трудоустройства и карьеры.
Окончание в следующей публикации…
Добавить комментарий